НБА, лимит на легионеров



– Я правильно понимаю, что сейчас вы следите за чемпионатом Европы по футболу, а не за плей-офф НБА?

– Я следил за футболом не особенно пристально – видел несколько матчей. В основном слежу за новостями, читаю статьи.

И кстати, я посмотрел три матча НБА, потому что у меня сын встает очень рано. В НБА же все размыто, очень много тайм-аутов, игры идут долго, и я зацепил четвертые четверти. Последняя игра, которую я смотрел — «Финикс» с «Клипперс», когда забили слэмданк под сирену. До этого видел, как «Клипперс» в седьмом матче обыграли «Даллас».

– Лукич говорит, что НБА – это цирк. Вы что думаете?

– Регулярный чемпионат НБА вообще не смотрю, это мне совсем не нравится. Не могу сказать, что это цирк, но очевидно, что НБА регулярного чемпионата и НБА плей-офф кардинально отличаются.

Насколько я понял из того, что посмотрел, это в основном игра один на один лидерами. Карри, Дюрэнт, Адетокумбо – все люди, которые могут разобраться один на один, ищут слабейшего защитника на площадке и атакуют его. Из этого уже складывается результат. Каких-то комбинаций, выходов, выбеганий, стаггеров не увидел: все сводится к тому, чтобы сыграть пик-н-ролл, найти смену, которая нужна в нападении, и из этого создавать преимущество, дальше идут подстраховки, скидки и так далее. Комбинационной игры вообще нет.


Реклама 18+
С другой стороны, люди ходят, смотрят, НБА зарабатывает большие деньги, так что имеет место быть. Все равно НБА остается лучшей лигой в мире, туда все тянутся.

– Сейчас футбольную сборную критикуют за большие зарплаты, за то, что они получили их с помощью лимита... Что думаете вы?

– Так нас тоже критиковали за это...

Нужно просто посмотреть, кто принимал лимиты. Сто процентов, что это были не Зобнин, Сафонов или Дзюба. Когда все говорят, что они «дети лимита», то почему эти вопросы задают спортсменам? Когда ты ребенком идешь в спорт, то не думаешь о том, что станешь миллионером. Ты идешь туда, потому что это прикольно, ты развиваешься. Потом у тебя что-то получается. Только пройдя огромный путь, через травмы, через расстройства, когда тебя не берут в какой-то клуб, где-то тебя выгнали из школы, ты становишься профессионалом и зарабатываешь деньги.

Так же и про баскетбол. Раньше был лимит два русских на площадке, но к нам какие вопросы? У нас даже нет профсоюза игроков, которые бы пришли и проголосовали за лимит. Лимит во всех видах принимают люди, которые за спорт отвечают. Спортсмены выходят и играют по тем правилам, которые приняли вышестоящие начальники.

Опять же, когда футболистов носили на руках в 2018-м и вся страна за них переживала, кто-нибудь вспомнил о том, что они «дети лимита»? Кто-нибудь вспоминал об их высоких зарплатах или о зарплате Черчесова?

У нас от любви до ненависти один шаг.

Как спортсмен понимаю, что ни один из тех, кто выходил на поле, не хотел проиграть. Ни у кого нет таких мыслей, особенно когда ты выходишь в майке сборной, причем сборной футбольной, ведь футбол №1 в России.

Так устроен спорт: где-то хорошо сыграли, где-то были травмы, кто-то заболел, это не отговорки, просто нужно смотреть на эту проблему шире. Мне кажется, что нужно говорить о спортивных минусах: не добежали, не бились, конкретные оценки давать. Но обвинять их в том, что они «дети лимита и получают большие зарплаты», это неправильно. Никто не откажется от зарплаты, которую ему предлагают.



– Вы же не только спортсмен, вы учились на спортивного менеджера. Лимит – хорошо или нет?

– Считаю, что здоровая конкуренция – это хорошо. Но опять же, в некоторых странах есть лимит, благодаря которому они искусственно растят своих игроков, либо создают команды, где людей подводят к более высокому уровню. Задайте себе вопрос: если бы не существовало лимита на легионеров, который был в баскетболе, смогла бы наша сборная достичь тех результатов, что были?


В моем понимании здесь нет очевидного ответа: где-то лимит – плохо, где-то – хорошо. Да, лимит сдерживает развитие. Но в баскетболе вряд ли у нас были бы медали на чемпионате Европы, бронза на Олимпиаде.

В каждом виде нужно изучать более глобально картину и смотреть, сколько школ есть детских, какая идет подготовка, какая есть пирамида подготовки. Если бы в баскетболе были такие школы, как «Спартак», «Краснодар», ЦСКА, «Динамо», где есть много талантливых ребят, то, наверное, не нужен был бы лимит. Ну а если у тебя ограниченное количество игроков? Если зачастую тренер-иностранец приходит и с него требуют результат, ему не очень интересно развивать молодых?

Я всегда вспоминаю, когда в 16 лет мы играли с «Ховентудом» и там были Рикки Рубио и Руди Фернандес. Им доверяли, и они показывали такой же баскетбол, который показывают сейчас в 35 лет. Хотелось бы, что бы у нас было такое же отношение: ты видишь перспективного человека и его разыгрываешь, где-то в ущерб результату, но ты знаешь, что через 4-5 лет у тебя вырастет топовый игрок, который будет лидером или минимум в ротации.

Здесь много подводных камней, и однозначно нельзя сказать.

Лермонтов, баскетбол в России

– Сейчас сборная будет играть в предолимпийском турнире. Лучший в ней игрок 35-летний Тимофей Мозгов, который не выступал 3 года. О чем это говорит?

– О том, что по тем или иным причинам очень много игроков не приехало, а некоторых не вызывают.

Могу сказать, что у нас проблемы с молодыми. Если вы уберете 85-88 гг рождения, тех людей, которые выигрывали в Чехове и далее, то посмотрите, кто останется. Вот этот возраст вырос как раз на лимите. Так опять же – хорошо это или плохо? Хорошо или плохо, но эти люди отыграли уже 15-20 лет, и на них у нас держалась сборная России.

Думаю, что это означает, что поколение в сборной меняется. Сейчас уйдет Мозгов, уже ушли Фридзон и Швед, Хвостов не приехал, но и остальным уже под 30 лет. Предстоит резкое омоложение сборной, придут ребята, которым сейчас 20-22 года.



– Вы наблюдали за молодыми в «Химках». Как они вам?

– Сейчас у молодежи больше развлечений, чем раньше, когда я был молодым. Зачастую некоторым игроками не хватает целеустремленности, работоспособности и вообще понимания, чего он хочет достичь в баскетболе. Есть хорошие ребята, которые готовы слушать, обучаться, впитывать информацию. Но есть и те, кто довольствуется малым.


Если посмотреть на лигу ВТБ сейчас и сравнить с нашим возрастом, то в 18-19 лет мы уже играли, были не на основных ролях, но получали время. Сейчас ребята, которым 21-22 года, считаются молодыми и перспективными. Опять же вопрос о лимите: раньше были такие условия, что команды должны были выпускать молодежь на площадку.

– Когда-то Сергей Быков сказал, что чувствует себя баскетбольным инвалидом в смысле технических недостатков. Как вам кажется, сейчас это меняется к лучшему? И в чем проблема русской баскетбольной школы?

– Конечно, меняется. Раньше не было такого количества обучающих материалов, индивидуальных тренеров, с которыми ты мог бы поработать. Сейчас, если ты горишь желанием улучшить свою игру, то можешь много информации найти в интернете, можешь поехать в разные лагеря, найти индивидуальных тренеров в Америке, Европе и даже России. Они дают реально хороший фундамент. Здесь игроку нужно просто желание прогрессировать.

Мне кажется, что проблема нашей школы – в отсутствии системности. Не знаю, как обстоят дела в РФБ. Но, насколько я вижу, в каждой школе есть свое видение развития баскетбола и баскетболистов в определенном возрасте.

– Мы знаем только двух баскетболистов из Лермонтова. Думали ли вы когда-нибудь о том, благодаря чему вам удалось пробиться?

– Постоянно в Лермонтов возвращаюсь, планирую приехать и в этом году. С Никитой Шабалкиным мы постоянно на связи, он мой друг. С другими ребятами тоже поддерживаем отношения. Например, один из моих лучших друзей, с которым мы занимались, работает в Лермонтове, у него строительный бизнес. Начинали мы в 12, сейчас нам уже по 35-36 – все это время дружим.

Думаю, что нам помогло безумное желание играть в баскетбол, безумное желание быть первыми. У нашего тренера (его звали Андрей Юрьевич Карпенко) возникла сумасшедшая идея – собрать 12 игроков и провести их от детского до профессионального уровня. Даже сейчас это звучит нереалистично. Но тогда он заразил нас этой идеей: у него были передовые подходы к тренировкам, мы бегали и тренировались с резинками, делали те же игровые и тренировочные упражнения, которые и сейчас делаем.

Мы очень сильно любили баскетбол. Сделали свою площадку в городе. Если нас куда-то не пускали зимой, мы расчищали площадку от снега и играли прямо так. По-хорошему фанатели от игры – передавали кассеты с финалами Кобе и Шака, кассеты с Джорданом, постоянно собирались вместе и смотрели все матчи.

Изначально нас побеждали даже девчонки: мы были кучкой ребят, которые просто хотели играть в баскетбол. А потом уже получалось обыгрывать команды, на которых мы смотрели как на богов. Это нам придавало еще больше сил, мы еще больше тренировались, еще больше хотели.


Из тех 12 игроков двое попали в сборную России. Это невероятный процент успеха.



– Насколько вы сейчас довольны своей карьерой? Были ли моменты, когда все могло пойти иначе – лучше?

– Карьера еще продолжается. Это раз.

Я только рад тому, что у меня сложилось за плечами. Я поиграл за все топовые клубы в России, поиграл в сборной, выиграл кубки и чемпионаты, всегда был конкурентоспособен и выступал на высоком уровне.

Никогда ни о чем не жалею. Для меня, мальчика из Лермонтова, который начинал играть в баскетбол только потому, что хотел получить костюм «Рибук» на заклепках, все складывается очень хорошо.

– «Карьера еще продолжается». Что происходит сейчас? Вы готовитесь к сезону? Совсем нет мыслей, что придется заканчивать?

– Нет таких мыслей. Сейчас я тренируюсь индивидуально, работаю над поддержанием формы и много времени провожу с семьей. С июля начну более серьезную подготовку к сезону. Мой агент ищет варианты, где я продолжу карьеру.

– Если это будет суперлига, вы готовы к этому?

– Никогда не говори «никогда». Хотел бы, конечно, играть в лиге ВТБ. Но я не тот человек, который будет говорить, что никогда не будет играть в суперлиге. Есть определенные обстоятельства, и нужно будет посмотреть на ситуацию. Уверен, что еще могу играть на уровне ВТБ.

Провал «Химок»

– Как вы объясняете то, что произошло с «Химками»?

– Наверное, тут комплекс проблем, с которыми столкнулся клуб.

Некоторые игроки приехали позже, потому что были проблемы с документами. В начале сезона мы потеряли Шведа из-за травмы. Потом произошла ковидная вспышка: я, Микки, Янис...

По моему мнению, переломный момент – это когда мы полетели в Испанию. Конечно, не нужно было ехать туда, мы бы подлечились, все более-менее выздоровели. Если бы эти две встречи нам дали переиграть, то все было совсем по-другому.



– Была еще ситуация со сменой помощников Куртинайтиса. Какая вина Куртинайтиса в провале?


– Весь результат определяется тренером, руководством. Мы исполняем то, что хочет от нас тренер. Кто-то исполняет лучше, кто-то хуже, но опять же это должен решать тренер.

Все моменты вроде увольнения помощников – это все принималось наверху. Мы не имели к этому никакого отношения.

Мы – игроки, я не могу давать оценку тренеру: что он делал хорошо или плохо, какие замены проводил, еще что-то. Есть менеджеры, есть руководство клуба, есть спонсоры, которые дают деньги. Они должны оценивать работу тренера, а тренер оценивает работу игроков и вносит коррективы – подписывать/не подписывать, выпускать/не выпускать. Мы делали свое дело максимально честно.

– Многие болельщики обвиняют Шведа. Как это выглядело изнутри?

– В чем обвиняют?

– В том, что он не играет в защите, слишком много на себя берет и мажет, пропускает матчи, создает неправильную атмосферу...

– Пропускает матчи... Когда у человека травмы, у него сломан палец, надрыв задней, это объективные вещи.

От любви до ненависти один шаг. Когда Леха набирает 35 очков и «Химки» побеждают, то всем нравится стиль игры. Тогда болельщики пишут, какой Швед выдающийся. Когда у него не идет игра, он мажет, играет с травмой или «Химки» проигрывают, то всегда все вешают на Леху – пишут, какой он плохой, зачем столько бросает, зачем берет мяч... Тут вопрос восприятия.

Изнутри мне это виделось так: тренер определил модель игры «Химок», мы выполняли все так, как хотел тренер. В этом году это не дало результат, а в прошлом давало.

Если бы все прошло отлично, то опять бы говорили, что Швед – лучший игрок России, а то, может, и Европы.

К победе все хотят быть причастны. А вот когда все плохо, бывают такие сезоны, как у «Химок», то никто не хочет поддержать команду, организацию и того же Алексея. Легче его закидать плохими комментариями и рассказать, что все из-за него. Я так не считаю. Была команда, тренеры, все должны разделить эту ответственность. Не один же Леха играл против пятерых.



– Какой момент был самым тяжелым в этом году?

– Назвал бы два.

Один – в начале сезона. Ничего сразу не получалось, хотя были такие ожидания, такой ростер.

Второй – когда игроки начали разъезжаться по домам, и было непонятно, доиграем мы или не доиграем. Пошли слухи о том, что будут банкротить команду. Не могу сказать, что это было как-то тяжело, но не очень приятно. Фон вокруг «Химок» был не очень.


В итоге получился не тот результат, на который мы все рассчитывали. Но считаю, что те, кто остались – все молодцы. Было бы уж совсем плачевно, если бы по ходу сезона «Химки» снялись бы и с Евролиги, и с ВТБ. В плане репутации ни для «Химок», ни для российского баскетбола ничего хорошего не было бы.

– Когда появилась большая задолженность, были ли мысли, что не стоит выходить и играть дальше?

– Мы собрались с ребятами и приняли решение. Все ребята, которые хотели уехать, уехали. Все, кто хотел остаться, остались, играли, работали, тренировались, пытались выжать максимум ресурсов.

Андрей Мальцев проделал хорошую работу. Были победы и над “Реалом”, и над французами, и в Единой лиге ВТБ были хорошие игры. Считаю, нам просто не хватило людей, в первую очередь «больших». Можно рассуждать, что бы было, если бы… Но мы просто приняли решение, и те ребята, которые остались, были готовы ждать, когда нам заплатят деньги, играть за клуб и для болельщиков.

– Получили ли вы все деньги?

– Практически все получили. Есть еще небольшая задолженность, но говорят, что в ближайшее время она будет закрыта.



– Вы ездили в Минск на поезде. Это было странно? Чем занимались?

– Наблюдал, как Сергей Моня, Егор Вяльцев в поездке рубились в карты против Антона Понкрашова и Вячеслава Зайцева…

Да что тут такого?! Ну да, поехали на поезде. Не было в клубе денег, не смогли купить билеты. Можно ходить и говорить, что это очень страшно. Но что тут такого?! Да, было не очень удобно высоким ребятам, но катастрофы нет.

Съездили и съездили. Было тяжело? Было тяжело. Одержали победу – поехали обратно.

Зато вспомнили детство, как мы ездили в плацкарте на соревнования. На самом деле, я здесь ничего такого не вижу. Мы показали профессионализм, показали, что готовы отдавать все силы для клуба. Мне кажется, это игроков характеризует с положительной стороны.

Пассивные инвестиции

– Известно, что вы занимаетесь инвестициями…

– Во время пандемии я прошел курс бывшего футболиста Андрея Сидельникова. Мне всегда было интересно разобраться, что такое фондовый рынок. Не могу сказать, что я прям супертрейдер, но можно назвать меня пассивным инвестором, который понимает, что это такое и как эта область работает.


Грубо говоря, на инвестиции ты тратишь 20 минут своего времени в год. Ты знаешь историю рынка, знаешь, как рынок себя ведет со всеми кризисами и со всеми изменениями индексов S&P 500 и Dow Jones. И можешь инвестировать либо раз в квартал, либо раз в месяц, либо раз в год. Это называется пассивные инвестиции: ты инвестируешь в не очень рискованные инструменты, а на тебя работает время и дисциплина.

Есть крупный индекс S&P 500, когда вы вкладываете сразу во все 500 самых успешных компаний. И соответственно, если, допустим, Apple просела на 40%, а у Microsoft акции выросли на 50%, то тем самым то, что у вас вложено 500 долларов во все компании, эти риски нивелирует. В среднем S&P 500, если посмотреть историю, растет на 8-9% в год. Есть фонды акций, которые реинвестируют дивиденды, а сложный процент вам будет приносить очень хорошую прибыль.



– Дайте совет новичкам.

– Не слушать РБК и не читать телеграм-каналы. И других псевдоспециалистов, которые рассказывают, что акции Tesla упадут на 30 процентов… Это все бред.

Большие корпорации или фонды имеют инсайдерскую информацию и опережают обычных пользователей интернета на много шагов вперед. Мы только прочитали, а они уже все, что им нужно, продали или купили.

Не слушайте никаких экспертов. И бегите от людей, которые говорят, что можно заработать до 30-50 процентов в год.

– Сколько вы инвестируете, и что в вашем портфеле?

– По-разному. Я пытаюсь инвестировать 10-20 процентов от дохода.

Вообще вы можете инвестировать сколько угодно – по 30-40 процентов. Есть даже такое направление как FIRE (финансовая независимость, ранний выход на пенсию). Люди откладывают до 60 процентов доходов и выходят на пенсию в 40 лет, живут на деньги, которые накопили.

Я вкладываю в индексные фонды – S&P 500, Nasdaq, чтобы нивелировать риски.

Чем больше доходность, тем больше риск потерять все деньги. Чем меньше доходность, тем риски ниже.

Пик карьеры, Базаревич

– Ваш игровой пик – это «Динамо». Почему тогда все удачно сложилось тогда?

– А почему вы считаете это моим пиком?



– Вы были чуть ли не основной атакующей опцией, показывали хорошую статистику, много набирали…


– А что насчет трех лет в «Зените»? В «Локомотиве» я тоже хорошо играл, когда давали…

В «Динамо» я был лидером, но вспомните всю ситуацию: это был чисто русский проект. Тогда ушли Сергей Быков, Моня, остальные лидеры… У «Динамо» уже начались проблемы, но клуб продолжал существовать, пришли ребята, которым было что доказывать. В тот момент я показал себя, что я не только умею защищаться, как многие говорили раньше, но могу быть и опцией в нападении. В этом мне очень помог Саша Груич, с которым я очень много индивидуально занимался. И, конечно, повлияло то, что Сергей Базаревич позвал и подписал меня туда. Все факторы сошлись так, чтобы я показал ту игру.

– Вы вот сказали о «Зените» и «Локомотиве». Для вас важнее уровень команды, чем уровень личного влияния на игру?

– Для меня лучше набирать 10 очков и занимать высокое место. Например, когда мы с «Зенитом» Карасева заняли третье место, попали в «Финал четырех». Да, забивал не очень много, но у меня была хорошая роль, я приносил пользу, я не был суперлидером в плане результативности, но был важной частью команды – и мы заработали бронзу.

Считаю, это намного ценнее, чем набирать по 20-40 очков в слабой команде. В какой-то момент карьеры это, конечно, супер, когда ты играешь в более слабой команде, тренируешь лидерские качества, развиваешь баскетбольные навыки, набираешься уверенности, но в дальнейшем тебе хочется выигрывать и добиваться результатов.

– Вы упомянули Базаревича. Он вас очень любил, а потом что-то изменилось.

– Да, наверное, есть такое.

– А что?

– Это вы у него спросите. Была определенная ситуация, о которой я бы не хотел рассказывать. В принципе, сейчас меня устраивает все, как есть.

– Вы с ним не обсуждали это?

– После того, как я ушел из «Локомотива» – нет.



Олимпиада, Блатт и Белов

– Вы как-то говорили, что один из важных моментов в карьере – это Универсиада в Белграде. Какое впечатление произвел Сергей Белов?

– Сергей Белов – глыба. Очень рад, что мне посчастливилось познакомиться с ним, общаться с ним, тренироваться с ним.

Когда мы только приехали из разных клубов со своим видением баскетбола, то невероятно много работали в тренажерном зале, и при этом у нас было всего лишь три комбинации, точнее одна комбинация и много опций из нее. Помню, что многие ребята недоумевали, как мы вообще будем играть: да нас раскатают, куда мы вообще едем, там сербы и американцы.


Но Сергей Саныч был невероятно уверен в том, что он делает. Даже после плохих матчей, проигрышей, после стыковых игр, где у нас ничего не получалось, он ни разу не дал усомниться, что мы что-то делаем неправильно. От него исходила поразительная энергия. Он даже практически не проговаривал это – возможно, сказал только один или два раза. Но это чувствовалось и без слов: «Ребята, я все знаю, не переживайте, мы все сделаем». В итоге мы заняли второе место. Когда анализируешь это спустя время, понимаешь, насколько он был уверен в себе и в нашей подготовке, насколько он был уверен в том, что делает, ни малейшей секунды сомнения.

Тогда мы проиграли ребятам, которые просто поддерживали форму, команде u16 Черногории, которые были на три-четыре года нас младше.

И все равно. Даже с этими моментами у него не было паники или сомнений в себе. Вот это запомнилось на всю жизнь. И вообще все диалоги, которые были у меня с ним. Это очень круто, когда ты можешь что-то узнать у такого человека.

– Например?

– Помню, мы обсуждали, что мне надо сделать, чтобы стать более профессиональным игроком. Он приводил примеры из своей жизни, как он тренировался, что делал, как находил мотивацию идти дальше, тренироваться, становиться лучшим.

Не могу сказать, что я с ним поговорил и сразу изменился. Но на тот момент то, что он рассказал, изменило мою ментальность.

– Дэвид Блатт, наверное, совсем другой. Чем запомнился он?

– Дэвид – суперпозитивный человек, который всегда умел применить и кнут, и пряник. Он всегда создавал такую атмосферу, что ты горел желанием приезжать в сборную, биться за место в составе, наслаждаться тем, что вообще находишься в сборной.

Блатт дал надежду всем молодым – организовал специальный лагерь для новичков перед каждым сбором. Если посмотреть, то он всегда оттуда кого-то включал в конечный состав. В 2010-м это были я, Жуканенко и Женя Колесников, в 2011-м – Саймон, в 2012-м – Серега Карасев. До этого в 2007-м – Никита Шабалкин.

Блатт всегда давал надежду ребятам, которые приезжали на сборы. Он делал эти сборы не для галочки. Иногда он даже отцеплял кого-то в ущерб команде. Например, в 2010-м он отцепил Алексея Шведа. Понятно, что Швед был сильнее меня в то время, но, наверное, он видел, что Леха еще свое возьмет, будет много играть в сборной, окажется в НБА. Но Блатту было важно дать надежду, толчок для меня и для всех окружающих: «Ребята, вы можете попасть в сборную, поехать на Европу, Олимпиаду, все в ваших руках».

Это было очень круто.

Конечно, важна и атмосфера доверия, которую он создавал. Он знал, что всегда на тренировках мы выложимся на 200 процентов. А когда был выходной, то он никогда не следил ни за кем, понимал, что мы взрослые люди и давал нам свободу.


Ну и психолог, мотиватор он просто невероятный. За него было всегда приятно играть. Очень крутой тренер, но в первую очередь великий как человек, личность.



– Помните, когда он выгнал Моню и Шведа во время матча Олимпиады?

– Честно говоря, Олимпиада для меня была как в тумане. Мы с ребятами обсуждаем какие-то моменты: «Ты помнишь это?» «Нет, не помню». «Да как ты не помнишь?!»

Для меня это туман. Он их не выгнал, просто заменил. Но посмотрите, какой это мощный психологический ход для всех остальных: «Ребята, даже если вы лидеры, давайте посидите, остынете, обсудите свои дела здесь. Если вы не будете нормально играть, я вас могу посадить». Они потом вышли и хорошо сыграли – ребята поняли, что не стоит спорить, а Дэвид показал: «Давайте не будем фигней заниматься. Если вы не хотите, то есть кто-то другой, кто выйдет и сделает результат». Это ход супертренера. Та ситуация больше дала команде, чем ее повредила.

– «Олимпиада – это туман». А что вспоминается?

– Конечно, на Олимпиаде круто. Помню, я не узнал Фелпса. Мы пошли с Сергеем Моней и кем-то еще кушать. Моня говорит: «Смотри, это же Фелпс». «Серый, да это не Фелпс». По телевизору Фелпс кажется здоровым, у него плечи огромные, а здесь небольшого роста, в кепочке. «Да пойдем сфотографируемся». «Серый, да это не Фелпс». В итоге оказалось, что это действительно Фелпс. А я просто не узнал легендарного человека.

Много было моментов. Можно вспомнить, как Виктор Хряпа предложил побольше бигмаков Кобе, как Кобе убегал из столовой, когда после открытия с ним все хотели сфотографироваться, как наш доктор Юра дал обещание искупаться в пруду около российского дома, в случае если мы выиграем бронзу, и выполнил его… Много баскетбольных моментов: как Фризи забил невероятный мяч, невероятная игра за бронзу, обидное поражение от испанцев, получение медалей, когда мы вышли и сделали разминочные упражнения от Гоши Артемьева.

Олимпиада – это отдельное событие, которое стоит выше всего. И самое главное – это то, что всем этим веселым моментам сопутствовал результат, которого мы достигли.



– До этого была поездка в Венесуэлу. Это самое страшное место, где вы были?


– Да нет. Нам просто сказали, чтобы мы никуда не выходили, а если выходим, то нужно брать человека, у которого есть оружие. И действительно с нами везде ходил человек, у которого были пару гранат, пистолет. Помню, когда мы ездили на тренировку и на игры, то смотрели на фавелы, это производит необычное впечатление, потому что такое только в фильмах видишь. Мы по городу вообще не гуляли, пару раз побывали в торговом центре, расположенном рядом с гостиницей. Тогда мы всей командой очень много играли в Call of Duty, заходили туда купить что-то вкусненькое, тренировались, играли в баскет, рубились в Call of Duty.

– Обычно говорят, что Блатт – везунчик, постоянно ему фартило с попаданиями Мони и Фридзона. А в команде как к этому относились?

– Ну как везунчик, наверное, он находил правильных людей в правильный момент, чтобы того же Фридзона или кого-то другого поставить на самый важный бросок.

Думаю, что везение – это результат работы, результат того, через что прошла сборная с Блаттом, когда в нее никто не верил, когда проигрывали отборочные матчи на Евро. Это совокупность всего – и работы игроков, и работы тренера, и отношений игроков и тренера. Что-то одно выделить нельзя.

Стоит сказать, что Дэвид Блатт был идеальным тренером для того состава, и этот состав был идеальным для Блатта.

Он поставил ту игру, которая дала результат, правильно использовал и Хряпу, и Моню, и Кириленко, и Кауна, и Шведа, и того же Хвостова, и Саймона, и Фридзона. Он смог распределить роли, дать понять, кто за что отвечает. Например, на Олимпиаде мы – Хвостов, Саймон, Серега Карасев, я – играли очень мало, но если пересмотреть матчи, то кажется, у нас самая лучшая скамейка за всю историю, мы называли себя «bench power», кричали, бросали полотенца, что только ни делали. Мы были готовы выйти на одну-две минуты, иногда вообще не выйти, но всегда поддерживали и всегда понимали, что от нас нужно.

Я был в команде только два года – в 2010-м и 2012-м. Но по этим годам было видно, что все понимали, к чему они идут. У всех были амбиции в плане игрового времени, набора очков и так далее, но он сумел всем определить понятные роли, и все приняли эти роли и понимали, зачем они это делают. Думаю, это большая заслуга Дэвида Блатта.



– Ту сборную запомнили как команду друзей. Есть ли какие-то моменты или истории, которые это иллюстрируют?

– Сложно вспомнить один такой момент. Но атмосфера всегда была шикарная, сборная – это всегда шутки, прибаутки, подколы…

Даже когда Блатт меня не взял в сборную в 2011-м, у меня была небольшая злость, но никогда не было обиды. Он все объяснил, сделал это лично, дал понять, что если я буду работать, то всегда будут шансы. И потом, на следующий год, я приехал с еще большим энтузиазмом, да и все ребята приезжали с подобным настроем. Из вот этого – из мелочей, подколов во время работы и отдыха – и складывалась такая неповторимая атмосфера. Не было никакого негатива.