В день, когда окончательно выяснилось, что так будет всегда, армейские болельщики попрощались с целой эпохой и ее символами, пытаясь свыкнуться с мыслью, что вот этих двоих на площадке уже не будет никогда. Церемония, обрамленная двумя матчами Кубка Гомельского, заставила позабыть о самом турнире, который стал всего лишь баскетбольным фоном, формальным поводом для чего-то более значительного, что как раз и составляет главную его идею – вспомнить о вкладе легендарных представителей красно-синих в общее дело. «Фенербахче» и «Панатинаикос» подарили блистательную концовку, а новое поколение армейцев порадовало эффектными приемами, но все это были лишь детали вечера. Все уходили из УСК ЦСКА с ощущением грусти и благодарности и осознанием эмоциональной насыщенности важного, быть может, даже великого момента.

Возможно, потому, что ЦСКА последние годы расставался со своими игроками либо из-за недостатка у тех необходимых умений, либо из-за того, что те просто убегали от тренера, все получилось еще трогательнее. Каждый из обращающихся к Джею и Трэю пытался пошутить (не всегда смешно), чтобы, как казалось, смягчить остроту не пышных, но от этого не менее эмоциональных проводов. Андрей Ватутин говорил, что никогда не видел Холдена в галстуке, Этторе Мессина отмечал его безупречный стиль, Сергей Кущенко предлагал присоединиться к сборной по биатлону, а Сергей Иванов невнятно извинялся за что-то пестрое – «Подарки не очень дорогие, но зато от души». И лишь тренер нашел в себе силы признаться в том, о чем, наверное, думали все: «Я одновременно испытываю радость и грусть. В тот день, когда Джей и Трэй решили проститься с баскетболом, нельзя быть счастливым».

Где-то тут «Пао» и «Фенер» разыгрывали последнюю минуту, не характерную для товарищеских матчей. Долгая погоня разобранных греков завершилась дальним попаданием Диамантидиса, и все решали несколько последних атак. Обрадович потратил свои на воспитание Стивена Смита, лучшего бомбардира греческого чемпионата прошлого сезона, чье присутствие на паркете было заметно по характерному проходу плечом в грудь защитника, общей суматошности и ярко-желтым кроссовкам. У турок проснулась совесть у Кертиса Джеррелса, который и решил все трехочковым через руки. Где-то тут портачил в защите Теодосич, взметался к небу Сонни Уимс, накручивал круговерти неуютно почувствовавший себя на узких европейских площадках Лоусон, мгновенно сменил мрачный облик на улыбающуюся физиономию заподозренный в унынии Желько Обрадович, таранил уступающих ему в стати оппонентов Ненад Крстич, блистал лысиной Гордон, нагловато вырвавший мяч у звездного разыгрывающего «Наггетс» при первой же очной встрече на площадке, отмечался красочными передачами неутомимый Прелдзич.

Здесь были и не всегда плохой баскетбол, и большие чиновники, и автограф-сессия, и непременные благодарственные речи, и подарки. Не было самого главного – понимания того, что этих двух людей больше не увидеть на паркете. Оно приходило постепенно.

– Сегодня уходит эпоха. Частью этой эпохи были не только Этторе, Джей и Трэй, но и Матьяж, и Тео, и Захар, и Алексей Саврасенко, – Андрей Ватутин начал первый, отказываясь от привычных шуток.

– Хочу поблагодарить Джея и Трэя, потому знаю, что были моменты, когда они оба ненавидели меня. Но были моменты, когда и я их ненавидел. Самое главное – мы провели вместе отличное время. Уверен, что у них останутся хорошие чувства. Это время не забудут ни они, ни я, – Мессина говорил совсем не то, что нужно говорить в таких случаях и услышал от Джея ответный реверанс: «Это великий тренер, который сделал меня тем игроком, которым я стал».
Лэнгдон окончательно превратил официальную церемонию в мероприятие интимное.

Рассказывая о своем самом памятном моменте, Траджан вспоминал пражский финал и победу, в которую мало кто верил.

– У нас было много травм. «Маккаби» был очень хорош тогда. Знаю, что у тренера были проблемы в семье, представляю, как ему было тяжело. Но мы показали себя коллективом.
Сильно постаревший после мадридского похода Мессина на этом моменте как-то резко замкнулся и ушел в себя, задумавшись о чем-то своем.

Организаторы хорошо подготовились и спланировали практически все, но искусственно создать то, что вышло в итоге, они никогда бы не смогли. Церемония прощания удалась именно потому, что расставался клуб с великими игроками, глубокими прямыми людьми, для которых это был не просто ритуальный обмен подарками и комплиментами. Час между двумя матчами был проникнут воспоминаниями, сильными эмоциями, трансцендентальным единством игроков, тренера, работников клуба – всех, кого Холден назвал своей семьей. Все вместе они побеждали и проигрывали, переживали неудачи и учились двигаться вперед. Они оказались здесь и сейчас, чтобы вспомнить слишком многое, подвести итоги, понять, что больше так никогда не будет, и согласиться, что это были лучшие годы. Это было внутрисемейное событие, вышедшее за рамки «малой» семьи, дабы быть разделенной семьей «большой» – болельщиками. И те прочувствовали искренность, а потому величие момента, с радостью (и конечно, печалью) разделив его с ними.

Общее ощущение проскользнуло в словах Джея, обратившегося к трибунам:

– Я никогда прежде не волновался, выходя на этот паркет. А сейчас почему-то волнуюсь.
Любые ожидания оказались превзойдены, когда весь зал, стоя, провожал своих героев минутной овацией. Это был день, когда закончилась великая эпоха.

В четвертой четверти ЦСКА окончательно решил вопрос о победителе своего полуфинала. Милош Теодосич, проводящий первый матч за новый клуб, почувствовал себя лидером и принялся командовать с генеральскими интонациями. Заслона от Воронцевича ему показалось мало, он потребовал наверх Ненада Крстича. Пока «большой» выходил, последовал стремительный парашют на оторвавшегося от защитника Шведа. Тот забил, обернувшись в воздухе вокруг своей оси.
Новая эпоха уже наступила.