Томас Робинсон все еще тяжело вздыхает, когда звонит телефон. Если бы он мог, он бы никогда на него не отвечал. Лучше написать ему SMS или встретиться лично в его новом доме – тренировочном зале. Иногда он занимается здесь, в «Аллен Филдхаусе», по три раза в день, бросая, бегая, работая со штангой – и думая только о двух вещах: о своей младшей сестренке и небольшом деревце.

Его сестре Джайле 8 лет [сейчас уже 13 – прим. переводчика], она начинающая пианистка с улыбкой, способной осветить всю округу. Дереву же едва ли 6 недель, оно незаметно день за днем подрастает за «Филдхаусом», закутанное в осеннюю дымку.

Каждый раз, подходя к арене, он проверяет, как растет дерево, иногда стоит около него десяток минут, потерянный в своих мыслях, надеждах, мечтах. Когда садовники посадили это дерево, он написал письмо и закопал его с корнями. Если то, о чем он писал в этом письме, сбудется, маленькая Джайла будет обеспечена на всю жизнь. Если же нет, это произойдет не из-за того, что он недостаточно старался.

«Эрл! Эрл! Скорее иди на кухню и учись готовить себе еду!»

Лиза Робинсон воспитывала своего сына в одиночестве, и поскольку жизнь – штука непредсказумая, она всегда готовила его к непредвиденным вещам. Возможно, ей придется задержаться, работая сиделкой для детей-инвалидов, быть может, ее хроническая гипертония выведет ее из строя на день или два. Кто-то должен уметь готовить, кто-то должен уметь позаботиться о маленькой сестре. Поэтому Лиза всегда наставляла и обучала Эрла.

Полностью его имя звучит как Томас Эрл Робинсон, и, хотя все на юго-востоке Вашингтона звали его Томас или Ти-Роб, Лиза всегда звала его по второму имени. Это обращение значило «Внимание, молодой человек, это важно», и Томас сразу откликался на это особенное имя. Эрлом называть его могла только мать, потому что сам Робинсон считал «Эрл» старческим именем. А он никогда не хотел быть старше, чем на самом деле.



Лиза и Джайла Робинсоны

Кроме того, под именем Томас он уже был известен в баскетбольных кругах. В подростковом возрасте он казался очень сырым в нападении, но тренеры всегда любят тех, кто выкладывается на паркете на полную и постоянно борется за подбор. К 2008-му, когда оставался год до выпуска из средней школы «Ривердэйл Баптист», скауты из колледжей пристально следили за ним. Когда он на последний год обучения перевелся в «Академию Брюстер» с их славной баскетбольной программой, он стал считаться одним из лучших юных баскетболистов в стране.


Тренер университета Канзаса Билл Селф был более чем впечатлен. Он впервые увидел Томаса летом 2008 года в лагере для школьников в Филадельфии. И хотя Селфа часто называют поклонником талантов, которым дают престижный титул All-American [лучшие школьники США; у Робинсона этой почести не было – прим.], еще больше он любит юниоров сырых, но с пламенным мотором внутри. «Я сразу обратил внимание на то, как он старается в игре, – говорит Селф. – Я подумал – в чём подвох? Ведь он выглядит абсолютно лучше всех здесь».

Университет Канзаса начал рекрутировать Робинсона – раньше, чем Мемфис, Питтсбург и Кентукки – но Лиза Робинсон и слышать ничего не хотела о «Канзас Джейхокс». Канзас был слишком далеко, а она боялась летать – да и денег на авиабилет все равно не было. Ей и так было трудно, что последний год школы сын провел в Нью-Хемпшире, вдалеке от дома, а тут какой-то дремучий Канзас – Эрл, вычеркивай этот колледж из своего списка.

Лиза, будучи матерью-одиночкой, была сторонницей дисциплины и не чуралась таскать сына за ухо, если тот слишком шалил. Ее жизненным кредо было «Не проморгай» – не расслабляйся, будь твердым, не сомневайся ни в чем. И все же Томас считал ее своим лучшим другом – он мог обсудить с ней все: девочек, фильмы, даже своего отца, который не принимал участия в его жизни. Так что когда ему пришлось защищать свой выбор колледжа, Томас собрал целое судебное заседание с участием других родственников: бабушки Ширли Глэдис Уайт, которая часто присматривала еще за грудничком Томасом Робинсоном; деда Уиллатанта Остина-старшего, баскетбольного болельщика; и даже сводного брата Джамаха, который старше на 8 лет и живет в другой части города.



Томас рассказал «судьям», что считает баскетбольную программу Канзаса настоящей семьей. Он поведал родственникам о братьях-близнецах Маркусе и Маркиффе Моррисах, форвардах, которые смогут взять его под свое крыло. Вдобавок ко всему в Лоуренсе, где находится университет Канзаса, проживала мать братьев Моррисов Энджел, которая была второй матерью для каждого игрока «Джейхокс». Все звали ее «Мисс Энджел».

Лиза согласилась о встрече с Биллом Селфом, хотя тот знал, что она все еще скептически относится к затее с Канзасом. Как только он зашел в дом, она бросила: «Так это вы тот человек, который меня так сильно бесит». Но как только она почувствовала искренность Селфа, все было прощено. Особенно Селфа привела в восторг юная Джайла, широко улыбающаяся, попросившая куклу в цветах «Джейхокс» и с упоением рассматривавшая приложения на Айфоне тренера. «В мире нет более милой девчушки», – говорит Селф, пораженный ее энергией. Лиза больше не могла противиться выбору сына, и вскоре Томас объявил о своем решении поступить в университет Канзаса.

И все же тот день, когда Томас уезжал из Вашингтона в Лоуренс, стал грустным для Лизы. Когда Робинсон заселился на территории кампуса, она позвонила Энджел Моррис, чтобы представиться. «Прошу вас, следите, чтобы у моего сына все было хорошо, чтобы он не ел каждый день одну пиццу, чтобы делал свою работу. Пожалуйста, заботьтесь о моем малыше Эрле».

Прошел год, а Лиза все еще ни разу не слетала в Канзас. Поэтому когда «Джейхокс» должны были играть против университета Мемфиса в Мэдисон-Сквер-Гардене, Лиза и Джайла 5 часов ехали из Вашингтона в Нью-Йорк. Перед игрой Томас представил их своим одноклубникам, которые сразу заметили, что он души не чает в своей сестре. «Он обожает эту девчонку, – заявляет сосед по комнате Ти-Роба в Канзасе Элайджа Джонсон. – Весь его мир заключен в Джайле». Томас всегда считал Джайлу своей помощницей. Она родилась в 2003 году сразу после того, как старший брат Джамах переселился, поэтому когда Лиза уходила на работу, Джайла оставалась наедине с Томасом и его баскетбольными занятиями.

Томас на 12 лет старше Джайлы и всегда считал себя ее защитником. Лиза делегировала часть полномочий по воспитанию дочери Томасу, и когда та появилась в Нью-Йорке с серьгами в ушах, Ти-Роб недовольно покачал пальцем и спросил маму: «Почему это она носит серьги? Она еще не взрослая, чтобы такие сережки надевать. Пускай снимает».



Он стал Джайле отцом. Ее настоящий отец (не являвшийся отцом Робинсону) недавно вышел из тюрьмы за продажу наркотиков. Лиза и Джайла навещали его в тюрьме, но он никогда не играл роли в их жизни. Томас был тем мужчиной, на которого рассчитывала Джайла, ответственность, которой он гордился. Поэтому когда Томас наказал сестре снять неподходящие серьги, они тут же исчезли с ее ушей.

Во время того матча Лиза лично познакомилась с Энджел и призналась, что ее родителям осталось жить не так долго. Оба лежали с серьезными заболеваниями в больнице Вашингтона. Лиза была измучена стрессом и страдала от серьезной головной боли, но попросила Энджел ничего не говорить Томасу. Она не хотела, чтобы что-то отвлекало его от баскетбола.

Тем вечером тяжелый форвард Томас Робинсон, активный «шестой игрок» в системе Селфа, провел великолепную игру, сделав дабл-дабл всего за 15 минут. В концовке встречи, когда «Джейхокс» уже громили соперника, Ти-Роб сел на самый дальний край скамейки, потому что рядом сидели его мама и сестра. «Это были бесценные минуты победы, проведённые в кругу семьи», – говорит Робинсон. После матча он был первым, кто вышел из раздевалки, чтобы провести как много больше времени с родными, пока его самолет не улетит обратно в Лоуренс. Энджел сняла на фото обнимающихся Лизу, Джайлу и Томаса, пообещав прислать фотографии.

Эта встреча с мамой и сестрой заставили скучать по ним еще сильнее. Он стал больше времени проводить в кругу Мисс Энджел и ее близнецов. Те однажды услышали, что Лиза зовет Томаса Эрлом, и однажды на тренировке стали в шутку называть его «Эрл». «Томас был самым мощным парнем в команде», – говорит руководитель баскетбольной программы «Джейхокс» Барри Хинсон, поэтому стоило Ти-Робу лишь один раз грозно посмотреть на своих партнеров, и те перестали звать его «Эрл». Так называть его могла только Лиза Робинсон.

К декабрю Томас снова вернулся к привычной жизни в университете. Но однажды перед тренировкой он увидел пропущенный звонок Лизы. Он перезвонил ей и узнал плохую новость: его бабушка скончалась. В то время как Томас плакал в трубку, его мать, прилежная прихожанка, уверяла, что все в этом мире происходит с каким-то смыслом. Когда Селф увидел расстроенного игрока в раздевалке, он стал уговаривать Томаса взять выходной. Но Робинсон настоял на том, чтобы участвовать в тренировке. Не проморгай.



Билл Селф

Вернувшись в Вашингтон на похороны, Томас как мог старался поддержать Лизу и Джайлу, не давая своей скорби захлестнуть всё вокруг. Всего через три недели его телефон позвонил снова – на этот раз скончался его дед. «Это был какой-то кошмар, – говорит Робинсон. – Этого не должно было произойти. Я еще ни капли не отошел от смерти бабушки. А теперь мне сообщают, что и дедушка умер».

Лиза упросила его не приезжать на похороны деда. Ему предстоял тяжелый сезон, и она не хотела беспокоить Томаса. Но еще она не хотела, чтобы он видел ее состояние. После смерти матери головные боли и гипертония Лизы ухудшились, и на похоронах ей было тяжело не только душевно, но и физически. Томас заметил это, но Лиза никогда не рассказывала ему, что доктора поставили ей диагноз: закупорка артерии в сердце.

Единственным человеком кроме Лизы и врачей, кто знал об этом, была Энджел. После смерти дедушки Робинсона она стала постоянно звонить Лизе. Вечером 20 января во время звонка она услышала, что Лиза ругается с дочкой. За несколько недель до этого Лиза перенесла операцию на сердце, и хотя ей стало немного легче, она все еще плохо переносила головную боль. Энджел почуствовала, что Лиза переутомлена, и стала умолять ее лечь в больницу, но та настаивала, что и домашнее лечение ей поможет.

На следующий день у «Джейхокс» была видео-подготовка к следующей игре. В 11 вечера в комнате Ти-Роба, где гостили близнецы Моррисы, зазвонил мобильный. «Из дома. Только бы больше никаких дурных вестей».

«Поднимешь трубку?» – спросил Маркифф Моррис.

«Не хочу. Не буду отвечать».

Томас дождался, когда звонок перейдет на голосовую почту, затем проверил сообщение.

Оно было от Джайлы. Она плакала и просила перезвонить.

Томас набрал на мобильный матери, но она не ответила. «Я не знаю, что делать», – сказал Маркус.

Слезы стали наворачиваться на глаза Робинсона и братьев.

Томас набрал домашний номер.

Ответила Джайла.

Она сказала, что у Лизы случился сердечный приступ.

Их мама умерла.



* * *

Томас уронил трубку в отчаянии. Всего за месяц он потерял бабушку, дедушку и маму. Моррисы позвонили Энджел, которая, услышав новости, смогла произнести только «Боже мой». Она сразу выехала в кампус к ребятам, по дороге связавшись с Биллом Селфом. Тренер тоже не мог сдержать слез. «Он плакал, я плакала, – рассказывает Энджел. – Я сказала: «Тренер, мы должны взять себя в руки. Потому что сейчас мы должны будем войти в ту дверь и быть рядом с мальчиком».

Они нашли Томаса лежащим на кровати, он был окружен своими друзьями по команде. Когда Селф вошел в комнату, и игроки расступились, тренер спросил Робинсона: «Я могу тебе как-то помочь? Есть кто-то, кому ты должен сообщить об случившемся?». Томас все время рыдал. Но он встал, вытер слезы и посмотрел на Селфа. «Тренер, вы не понимаете. У меня никого нет. У меня осталась лишь сестра. У меня осталась только Джайла».

Следующие сутки были в тумане для Робинсона. Томас просил, чтобы Джайлу привезли к нему в Лоуренс и умолял Энджел: «Только не бросайте меня одного». По совету доктора команды Томаса нельзя было оставлять в одиночестве в такой момент. Энджел привезла его в дом матери защитника «Джейхокс» Джоша Селби, где было спокойнее. Но ни он, ни другие баскетболисты Университета Канзаса не могли заснуть в ту ночь.

На следующий день команде предстояла важная встреча с Университетом Техаса, и игроки приехали утром на тренировку. Неожиданно приехал и Томас Робинсон. Селф не ожидал, что он захочет играть, но Томас помнил, как его мать всегда готовила к непредвиденному. И сейчас она твердила ему: «Не проморгай». Он добрался до арены и попросил тренера дать ему возможность поговорить с командой.

«Никто не должен относиться ко мне особенно, – объявил Робинсон. – Я не хочу, чтобы меня жалели. Мне не нужно, чтобы тренер относился ко мне мягче, чем к другим. Я взрослый человек».

Когда он закончил свое обращение к команде, он оставался единственным, у кого не было слез на глазах. Селф спросил, нужно ли попросить, чтобы на арене объявили минуту молчания, но Томас сказал, что не вынесет этого. Тренер вспомнил, что Лиза так никогда и не была на домашней игре своего сына; это была возможность привести ее сюда. Томас согласился с ним. В ту секунду как Ти-Роб вошел в игру, весь стадион встал на ноги. «Это был не шум болельщиков, – говорит Томас, – это был шум любящих и сочувствующих людей. Я посмотрел вокруг – и взрослые мужчины, женщины, студенты, совсем маленькие дети – все плакали».



На следующий день Томас и Энджел прилетели в Вашингтон на похороны Лизы Робинсон. Энджел старалась успокоить малышку Джайлу как могла, в то время как Томас с братом Джамахом должны были выбрать гроб и похоронную одежду. Еще сложнее для Томаса было войти в квартиру. Он взял любимый свитер матери, несколько фотографий и Библию на память, но долго оставаться там не мог. Энджел все повторяла: «Все будет хорошо».

Ради Джайлы Томас держал себя в руках. На похороны приехали все «Джейхокс» в полном составе. Когда тренеры «Канзаса» увидели, как Джайла прижимается к своему 19-летнему брату, одна и та же мысль возникла у Билла Селфа и его ассистентов – Дэнни Мэннинга, Джо Дули, Кертиса Таунсенда: надо удочерить девочку. Каждый из них сделал официальный запрос об опеке Джайлы. Но это было не все. Сотни болельщиков «Джейхокс» по всей стране выражали готовность стать легальными опекунами Джайлы. Был учрежден отдельный фонд для нее.

Все еще пребывая в шоковом состоянии, Томас был благодарен. Но он принял решение самому заботиться о сестре, несмотря на то, что он жил в студенческом общежитии и большая часть времени уходила на учебу и тренировки. Идея, что 19-летний баскетболист сможет воспитать второклассницу, казалась глупой. Но Томас упорно искал варианты, как перевезти сестру к себе, искал поблизости начальные школы. «Он думает о ней каждый день: Джайла, Джайла, Джайла», – говорит Энджел Моррис.

Но Томас Робинсон не ожидал, что Джайла захочет остаться в Вашингтоне, наладив отношения со своим вышедшим из тюрьмы отцом. Вероятно, она подсознательно хотела быть ближе к последнему из оставшихся в живых родителей. Отец Джайлы попросил Томаса позволить Джайле остаться. Понимая, что нет ничего хуже, чем насильно увезти убитую горем девочку, Робинсон согласился. «У меня много разных чувств по поводу Джеймса, отца Джайлы. Но он любит ее, и она его тоже. Я много думал об этом, когда хотел перевезти ее. Она и так много потеряла. У нее остались только я и он. Я не имею права быть эгоистом. Сейчас там ее дом. Да, мне очень тяжело, и я молю, чтобы дни шли быстрее, чтобы увидеться с ней. Я бы очень хотел, чтобы она все время была рядом. Но то был не самый лучший момент для подобного решения».



Робинсон стал разрабатывать свой собственный план, как обеспечить Джайле светлое будущее, и он начал воплощать его уже в первой игре после похорон матери. Выйдя на паркет со скамейки под еще одну полную слез овацию (Хинсон: «Я даже не мог поднять глаза – реву как ребенок, а вокруг меня рыдают еще 16 тысяч человек»), Томас был лучшим баскетболистом на площадке. «Раньше я иначе относился к баскетболу. Теперь это не очки. Не статистика. Не желание быть ярче других. То была лишь ступень в моем развитии. Теперь для меня главное – всегда быть рядом с Джайлой. Я хочу быть полностью ответственным за нее. И я понимаю, что если серьезно отнесусь к своей баскетбольной карьере, я смогу обеспечить ее всем, чего хотел бы для нее».

Его друзья почувствовали это изменение. Сначала они не понимали, почему хорошему парню пришлось похоронить троих родственников за один месяц. Но когда они услышали, как Томас цитирует слова Лизы о том, что есть смысл во всем, что происходит, они поняли этот смысл. Смерть родных мотивировала Томаса заботиться о Джайле.



План Робинсона мог сорваться из-за разрыва мениска, который Ти-Роб получил в феврале того же года. Но это сделало Робинсона еще сильнее и решительнее. Летом Томас работал так, как никто и никогда. У него не было ни одного выходного. В тренировочных лагерях он обыгрывал всех соперников, получая от своих партнеров сравнения с легендами баскетбола.

Когда Томас был не на площадке, он приезжал домой в Вашингтон к Джайле, а если не мог – постоянно звонил ей. Она начала спрашивать, когда же он сможет переехать жить к нему. Он отвечал: «Скоро, Джайла, скоро». Но тогда еще не сказал ей, что в тот момент, когда он станет игроком НБА, он подаст документы на удостоверение его в качестве опекуна и перевезет сестру к себе.

«Никогда не говорил своим студентам, что они должны уйти в НБА из колледжа, не доучившись, – утверждал Билл Селф. – Но в этом случае я очень надеюсь, что Робинсон уже готов. Можно хотеть, чтобы он остался – мы выиграем больше игр в следующем году. Но это должен быть его последний год в колледже».



На втором курсе Ти-Роб уже перестал быть «шестым» для Университета Канзаса. Он попал в первую символическую сборную студентов перед стартом сезона, и многие скауты были уверены в том, что он будет одним из высоких пиков на драфте НБА-2012 [Робинсона выбрали под 5-м номером – прим.]. Сам Томас продолжил жить дома у Энджел Моррис даже после того, как оба ее сына попали в НБА. Энджел также регулярно летает в Вашингтон к Джайле, которая благодаря фонду Университета Канзаса ходит в хорошую школу и учится играть на пианино. И на стене комнаты Джайлы – как и на стене спальни Томаса – висит одна и та же фотография, та самая, которую Энджел сделала в Мэдисон-Сквер-Гардене, где Лиза обнимает своих детей.

«Я все еще очень беспокоюсь за свою маленькую сестру. Я сам плачу и жалуюсь на несправедливость судьбы, но она переживает гораздо больше меня. У нее не так много воспоминаний о маме, как у меня. Я не имею права остановиться. Я должен добиться того, чтобы она была счастлива. Чтобы она никогда не чувствовала боли в жизни. Никаких больше дурных вестей. Никто из нас больше не получит никаких дурных вестей».

Баскетбол и Джайла – вот единственные две вещи, о которых думает Томас. Когда Селф недавно предложил посадить дерево в память о Лизе Робинсон рядом с «Аллен Филдхаусом», в котором она так и не побывала, Томасу понравилась эта идея. Они с Селфом наблюдали, как садовники сажали молодое дерево, и Робинсон положил в ямку для саженца письмо со следующими словами:

«Мама, я гарантирую, ты больше не будешь волноваться за Джайлу. Я сделаю так, чтобы все было хорошо. Я не проморгаю. Обещаю.

Люблю. Эрл».

* * *

Перевод был впервые опубликован 30 июня 2012 года.